Детская психология / Библиотека / Дети процессора: Как Интернет и видеоигры формируют завтрашних взрослых

Авторы книги, опираясь на опыт самых передовых стран в "демократизации" мультимедиа, на современные научные исследования и мнения лучших французских и иностранных специалистов, рисуют очень живой портрет человека, становление которого в немалой степени определяют цифровые технологии. Авторы тщательно отделяют стереотипные взгляды и чистый вымысел от реальных опасностей Интернета и видеоигр, а также показывают, что новое поколение обладает еще не раскрытыми возможностями.

Они целыми днями сидят за PlayStation, познают любовь, «чатясь» он-лайн, и дают уроки информатики своим учителям. Их родители, появившиеся на свет в телевизионную эру, и бабушки с дедушками из поколения радио плохо понимают этих детишек, которые управляются с Маком или ПК, как с электротостером или стереосистемой. Что может быть в голове у этого поколения детей процессора, которые с колыбели только и знают что видеоигры, компьютер, Интернет и SMS? Каким оно будет? Жестоким, эгоцентричным, неуважительным и антисоциальным, как уже сегодня утверждают некоторые? Станет ли оно «поколением попрыгунчиков» неспособных концентрировать внимание больше нескольких минут, забывших значение слов «настойчивость» или «усилие»? Какими будут рефлексы тех, кто играл в сыщиков и воров лишь на голубоватых экранах, с тамагочи в качестве домашнего животного?

Феномен мультимедиа универсален. Ни одна развитая страна не миновала его. Каждый год в мире на одни видеоигры тратится 24 миллиарда долларов, и этот сектор растет с вызывающей скоростью — 15% в год. Во Франции в них играет 10 000 000 взрослых и детей. Понадобилось лишь два десятилетия, чтобы этот новый вид досуга массово «колонизировал» семьи всего мира посредством компьютера или игровой приставки. Согласно исследованиям института Медиаметрии, в четвертом квартале 2002 года уже 9,5 миллионов семей владели домашними компьютерами. За 18 месяцев эта цифра выросла почти на два миллиона! Две трети из них — это семьи, в которых есть дети, ибо в домашних условиях компьютер используется в основном в игровых целях. Что касается игровых приставок, вот уже десять лет они имеются в каждой второй семье. Так же как его американский или японский сверстник, двенадцатилетний француз, который не знаком с Rayman или Tomb Raider, считается в классе отсталым. Но «мультимедиа» — это не только использование игровой приставки или компьютера для того, чтобы поиграть в Quake, в Гарри Поттера и в Симсов, даже если игра без всякой меры становится одним из первых источников тревоги родителей. Мультимедиа также включает и другие способы использования компьютера — от обучающих сидиромов до Интернета. Новая экономика напрасно вышла из моды, Франция «интернетизируется» гигантскими шагами: за январь 2003 года к Сети подключились 20 миллионов французов, с работы или из дома. Хвастаться торчанием в Интернете, конечно, стало не так круто, как в конце XX века, но количество подключений продолжает расти с внушительной скоростью: в начале 2001 года Интернетом пользовались четыре миллиона семей, через два года их стало более шести миллионов, по данным того же института Медиаметрии. Разумеется, молодежь тут в первых рядах — молодые люди в возрасте до двадцати пяти лет составляют 32% серферов, сообщает другой французский исследовательский институт НетВэлью. А некоторые статистические данные учитывают даже двухлетних малышей! Если у детей нет доступа в Интернет из дома, они знакомятся с ним в школе или у друзей.

Другое электронное устройство, которое меняет менталитет и поведение, — мобильный телефон — также получило широкое распространение в подростковой среде. За пять лет он вошел в привычку и больше чем в половину семей. Зато мы почти не интересуемся DVD, который просто заменил кассеты VHS, дополнив их интерактивностью видеоигр. Он, конечно, не оказал особенного влияния на менталитет юных пользователей. Мы также мало интересуемся другим устройством, которое должно было, если верить восторженным сторонникам хайтека, убить обычную книгу. Речь идет о e-book. Поскольку этот крошечный компьютер с повадками большого электронного ежедневника, куда можно загрузить десятка три произведений, не добился ожидаемого успеха. Во всяком случае, такого, на какой рассчитывали Жак Аттали или Эрик Орсенна, два писателя, поверившие в эту «революционную» новинку достаточно для того, чтобы вложить в ее развитие личные средства. Ситаль, французский промоутер е-book, был вынужден признать себя банкротом в начале 2002 учебного года. Так что взрослые завтрашнего дня, возможно, еще долго будут продолжать перелистывать страницы романов и с наслаждением вдыхать аромат новой книги. Впрочем, зачем кому-то понадобилось заменять карманную книгу, это чудо эргономики и концентрированного удовольствия, «книгой, которая зависает»? Хотя детвора из детского сада или начальных классов школы находится в самом сердце мультимедийной революции, дело касается не только ее. Границы этого «поколения Нинтендо» размыты, поскольку новые устройства появились не за одну ночь; тем не менее можно констатировать, с некоторой натяжкой, что оно объединяет детей, рожденных после 1980 года, то есть детей, подростков и молодежь*. Их общая черта: даже если некоторые из них помнят мир без мобильных телефонов и Интернета, поскольку те начали распространяться в середине 90-х годов, все они выросли на электронных играх и никогда не имели дела с печатной машинкой. Когда мы мимоходом будем упоминать случаи взрослых людей, речь пойдет о «пионерах» и их поведение будет интересовать нас лишь с точки зрения показательности — в плохом или хорошем смысле слова.

«Мы работаем над устройствами, и эти устройства, в свою очередь, работают над нашими умами», — написал Мак-Лухан по поводу телевидения в 1964 году. В Соединенных Штатах одиннадцатилетний ребенок посредством телеэкрана уже присутствовал при 8000 убийств. Спор длится уже более тридцати лет: делает ли телевизор человека жестоким? Самое обширное исследование, когда-либо проводившееся по этому поводу, опубликованное в середине 2002 года, кажется, смогло ответить утвердительно. Исследователи Колумбийского университета наблюдали за семью сотнями семей в течение семнадцати лет. Результаты: 42,5% мужчин, смотревших телевизор более трех часов в день, совершили по меньшей мере один акт агрессии. У мужчин, которые включали телевизор меньше чем на час в день, процент гораздо меньше — всего 8,9. У женщин, традиционно менее агрессивных, разница еще более поразительна, мы увидим это в 4-й главе. Даже если с осторожностью относиться к выводам, которые можно сделать из исследований, основанных на простых взаимосвязях, эти цифры, по крайней мере, красноречивы!

Видеоигры — и, в более широком смысле, мультимедийные устройства, которые предлагают картинки, близкие к тем, что показывают по телевизору, — не стали объектом подобных исследований, и мнения насчет порождаемого ими насилия крайне разнятся. Для некоторых мультимедийные игры обладают очищающим эффектом: убивая посредством джойстика, можно избавиться от стресса. Для других кровавые сценарии суть худший из призывов к насилию, ибо они лишают его драматизма. Бывший психолог американской армии Дэвид Гроссман поддерживает этот тезис, который питает заокеанские дебаты, но который, честно говоря, отрицает большинство французских психологов. Подполковник в отставке категоричен: «Мы учим наших детей убивать точно так же, как в армии этому учат солдат. Тем же оружием». Он говорит об использовании американской армией некоторых широко распространенных видеоигр с единственной целью — притупить чувствительность новобранцев. Без этой тренировки, уверяет психолог, только 15% морских пехотинцев смогли бы по-настоящему выстрелить во врага, наведя на него прицел. Короче, если верить его словам, стрелками не рождаются, ими становятся. Благодаря видеоиграм!

Если устройство обрабатывает мозг того, кто им пользуется, оно может в больших дозах довести его до умственного расстройства. Помимо насилия другим большим страхом родителей является одержимость, в которую иногда переходит увлечение компьютером у их отпрысков. Не станет ли виртуоз мыши зависимым от компьютера? Торчать в компьютерных клубах, как в другие времена не вылезали из опиумных курилен, включать компьютер с чувством наркомана, делающего себе укол? В Соединенных Штатах специализированные медицинские учреждения уже принимают зависимых от Сети. Проводя ночи или дни за серфингом или играми, эти взрослые постепенно потеряли контакт со своей работой и семьей. Процедуры по дезинтоксикации этих новых «торчков» похожи на те, что применяют к алкоголикам или героиновым наркоманам: их учат восполнять недостаток. Мальчишки десяти — двенадцати лет, которые проводят — сплошь и рядом — по пять часов в день перед экранами своих мониторов, уже стали добровольными жертвами этой новой «наркомании без наркотика»? Здесь эксперты и медики работают с десяток лет и получают, как мы увидим позже, истинные ответы, рожденные из опыта.

Даже если зависимости нет, все равно остается риск погружения в эту культуру симуляции, не так ли? Существует ли опасность окончательно перепутать реальный и виртуальный мир? «Самые продвинутые больше не задают вопросов насчет подлинности кибермира, — говорит Шерри Теркл, американская папесса мультимедиа, психоаналитик и профессор знаменитого МИТ (Массачусетский технологический институт). — Они принимают за чистую монету все, что там происходит. Они никогда не открывают крышку, чтобы проверить, что там внутри. Преимущество классической культуры заключается в том, что она дает аналитические инструменты, необходимые для понимания почему и как». Но виртуальный мир намного удобнее! Здесь можно безнаказанно изменить возраст или пол (мужчины выдают себя за женщин, чтобы подобраться к ним поближе, десятилетние девчушки удваивают свой возраст...) или идентифицировать себя с любимым героем на время игры. Здесь, в сущности, так хорошо, что некоторые уже спрашивают себя, будет ли у взрослых XXI века необходимость в физическом контакте.

Во всяком случае, любовь вездесуща в этой Сети сетей. Во всевозможных формах. Здесь можно найти родственную душу, заняться СПК (виртуальным сексом), а также познакомиться с теорией любовных отношений. Если у предшествующих поколений был медицинский Ларусс или семейная энциклопедия и почти все узнавали о секретах своего рождения до того, как родители отваживались затронуть эту тему, то те, кто впитает Интернет с молоком матери, будут гораздо более испорченными. В Вебе полно псевдомедицинских сайтов, где можно найти ответы на все навязчивые вопросы — от сведений о нормальном или патологическом размере женской груди до данных о технике страстного поцелуя, включая то, что следует знать о нежелательной беременности.

Но, набирая на клавиатуре слова из любовного лексикона, любопытные могут угодить на почти неконтролируемые сайты. Магия и кошмар Веба не в том, что он уводит вас в мир, но в том, что он приводит весь мир в ваш дом. Теперь ничто не принимается в расчет — ни семейный комендантский час, ни квартал, в котором вы живете, ни дверь, запертая на два оборота ключа. Единственным кликом мыши ваш маленький мальчик может оказаться в секс-шопе, у педофилов или неонацистов. Интернет — это огромная клоака, где можно найти все, в том числе и то, чего не ищешь. Но силы общества едва Я ли могут запретить такие сайты, которые «предоставляют яд во всеобщее пользование», как сказал прокурор Эрнест Пинар в своей обвинительной речи против... «Мадам Бовари» в 1857 году. С какими же опасностями могут на самом деле столкнуться будущие пользователи Интернета? Можно ли их ограничить? Существуют, мы увидим это ниже, способы защиты и программы, могущие послужить первым барьером.

Барьер... если только маленькие гении информатики не обойдут родительские запреты с помощью своих «профессиональных» знаний. Ибо технология — это еще и чудовищный вызов любым формам авторитетов. Десятилетние мальчуганы разбираются в ней лучше, чем их родители, и этот феномен сам по себе является примечательным. Возможно, впервые в истории человечества дети учат своих родителей революционным вещам. Не потрясет ли это отношение к авторитету? Не подвергнутся ли сомнению основы воспитания? Кстати, корректен ли Интернет в педагогическом плане? Он понемногу вошел в школы, благодаря некоторым преподавателям-первооткрывателям, но вот уже многие говорят о классах, где каждый ученик будет работать за компьютером в своем собственном ритме, имея в качестве репетитора программу, адаптированную для его уровня: опасаться ли, что ПК займет однажды место учителя? И здесь современный опыт позволяет если не ответить, то хотя бы приподнять уголок покрова.

Интернет представляет собой огромную энциклопедию. Гигантскую библиотеку. Но Сеть не так уж похожа на универсальное знание. Ибо любое слово здесь стоит другого. Здесь можно найти лучшее и худшее, безо всякой иерархии либо рассортированное неизвестно кем. И нет никого, с кем можно было поговорить об этом или кто научил бы этим пользоваться, разве что иногда с преподавателями. Школа — это последний рубеж против «Интернет-разрыва»; она должна сыграть свою роль и не допустить того, чтобы только дети из состоятельных семей могли овладеть технологией, тогда как другие получают лишь дополнительное отставание. Способна ли на это сегодняшняя школа? Учителя, а также министры, бывшие министры или ответственные за национальное образование дали нам свой ответ.

Если дети PlayStation испытывают меньше почтения к иерархии, какими же служащими и работниками они станут? Когда кто угодно может послать электронное письмо своему начальнику, когда информация принадлежит всем благодаря Интернету, этим внутренним сетям предприятия, такое предприятие с пирамидальной структурой, со своим недосягаемым генеральным директором и своими маленькими начальниками, чья власть зиждется на владении информацией, сотрясается до самых основ. Не так уж много времени прошло с тех пор, когда Жак Ширак срочно учился пользоваться Интернетом и водил дружбу с парижскими start up и можно было предположить, что деятельность молодой поросли заразит их старых коллег. Это было в 1999-м. Но галстуки вернулись, и Биржа сожгла то, перед чем она преклонялась. Больше никто не смеет сказать, что дети мультимедиа уничтожат иерархию, переосмыслят менеджмент или разовьют работу в Сети. Может быть, напрасно.

Пассивность по отношению к медиа, как бы там ни было, неприлична. Эта идея пришла из Соединенных Штатов, где те, кто еще не достиг пятнадцатилетия, несколько подзабыли о телевидении в пользу компьютера и Интернета: их потребление телепродукта понизилось до двух часов в неделю в течение пяти лет. Жестокое сравнение, долгое время бывшее очень модным за океаном, иллюстрирует эту перемену. С одной стороны поколение «сидячих картофелин»: тучный пятидесятилетний мужчина, развалившийся в кресле, загипнотизированный телеэкраном, погрузивший свои жирные руки в огромный пакет с чипсами. Напротив — поколение Интернета: молодой человек, сидящий за компьютерным столом, устремленный к монитору с увлеченным видом, в одной руке — чашка кофе, в другой — компьютерная мышь. Чудное виденье, не так ли?

Чудным также представляется утверждение группы американских и английских психологов, которые заявили, с разницей в несколько месяцев — им удалось доказать, что цифровые медиа обогащают юные мозги. По их мнению, двигательные и когнитивные умения и навыки гораздо быстрее развиваются в интерактивном мире. Так что новое поколение превзойдет предыдущее не только в росте: средний IQ кибердетей вырос на пятнадцать пунктов за десять лет. Иначе говоря, игра — это не потерянное время, а продуктивное! Вот только игра не является единственной причиной, ответственной за этот рост среднего умственного коэффициента. Но уверенность в том, что она его не понижает, уже стала бы большим шагом, когда многие детские психиатры утверждают, что, мешая детям гулять и отпускать на волю свое воображение, электронные игры сокращают их способность к творчеству.

Сам мобильный телефон, который только начинают подозревать в опасности для нашего здоровья — мы увидим в главе 12, что наименее встревоженные из экспертов рекомендуют все-таки остерегаться влияния волн на детей, — меняет нашу психологию. После терактов 11 сентября американский школьник, чей брат погиб в одной из башен Всемирного торгового центра, не переставая набирал его номер, чтобы послушать голос на автоответчике. Он оставил ему десятки посланий. Сегодня вы умираете не в тот момент, когда перестало биться ваше сердце, но когда ваш телефон отключают. Присутствие мобильного телефона успокаивает нас, как любимая игрушка, даже когда связь иллюзорна, когда мы не звоним. Дети мобильника, с которыми можно связаться всегда и всюду, которые носят свой дом с собой, будут ли они иметь то же чувство дистанции, отсутствия или личного пространства, как старшие, выросшие с недвижимым телефоном, а то и вовсе без него?

Если по некоторым вопросам и наблюдается какое-то единодушие, по крайней мере среди специалистов, споры на другие темы далеки от разрешения. Например, тот, что касается будущего французского языка. Язык Мольера будет в скором времени сведен к языку SMS, официальной идиоме мобильных? «Че, дурак» и «Я 1 внуЗ» заменят «Мой дорогой, вас нет дома?». Если академики негодуют, практические умы испытывают радость при виде того, что новое поколение обрело вкус к написанному слову (пусть даже урезанному, замученному, перебиваемому гримасничающими мордочками) и переписке (пусть электронной или в форме SMS). Не важно, что они нашли общий язык с одноклассницей благодаря SMS-ке, главное, они его нашли!

Как уже было сказано, в силу того что эта тема мало изучена, серьезные исследования и достоверная статистика — редкость в этой области, а многие вопросы далеки от окончательных ответов, в нашей работе мы в основном опирались на интервью с экспертами, психотерапевтами, социологами и на свидетельства пользователей или причастных лиц (преподавателей, родителей...). Все, от министров Ксавье Дарко или Джека Ланга до профессора Коппенса, специалиста по доисторическим обществам, были увлечены этой темой, представляющей настоящий общественный вызов. Мы также уделили особое внимание Соединенным Штатам, поскольку американское общество, с его несколькими годами технологического преимущества, являет собой, несмотря на свои особенности, непревзойденную лабораторию.

С момента появления новых технологий интеллектуалы рвут друг друга на части. С одной стороны оборону держат профессионалы подозрения, которые усматривают в каждом устройстве новый смертельный удар, направленный на свободу личности и коллективную культуру. С другой стороны — технологические пророки и другие просвещенные идеологи, для которых прогресс всегда движется в единственном направлении — в правильном. Эта книга претендует, по меньшей мере, на то, чтобы предоставить читателю не только максимально объективную информацию, но и конкретные ответы. Превратить каждую из предполагаемых опасностей или благодеяний видеоигр, Интернета или мобильного телефона в часть реальности и вероятности, доказанного и гипотетического. Иначе говоря, оценить воздействие технологий на неокрепшие умы сегодняшний детей с тем, чтобы набросать портрет завтрашних взрослых. И общества, совершенно иного, которое они нам готовят.

В 1960-м говорили, что поколение рокеров навсегда сохранит последствия своих воплей и трансов. В 1910-мговорили, что пассажиров первых автомобилей неминуемо ждет размягчение мозга вследствие контакта с воздухом на бешеной скорости. В 1870-м пионерам поездов пророчили, что они не придут в себя после того, как испытают удушье в туннелях. Сегодня мы боимся, что дети, которые играют джойстиком вместо погремушки, кончат тем, что станут походить на «зомби», столь любимых ими.Новые технологии всегда были пугающими и разделяли общество на пророков революции и сторонников отступления. Искушение вернуться Back to the trees! * — старинный демон Человечества.

Кто сможет сказать, что те, кому сегодня меньше двадцати, не отличаются оттого, какими были нынешние сорока- и пятидесятилетние? «Когда у моей мамы появилось электричество, она отказывалась прикасаться к выключателям, — рассказывает психоаналитик Серж Тиссерон. — Сегодня дети уже в три года умеют управляться с пультом дистанционного управления видеомагнитофоном». Новым привычкам — новые навыки. И новое отношение? «Одна ; из самых блестящих студенток Массачусетского техно-. логического института, специализирующаяся на изучении информатики, никак не могла нажать на кнопку, которая бы привела к смерти ее тамагочи, — рассказывает Шерри Теркл, американский эксперт в области мультимедиа. — Эта молодая женщина живет уже в постмодернистской эре. Десять лет назад подобное поведение было характерно разве что для детей. Сегодня так ведут себя взрослые, которые выросли бок о бок с компьютером». Она пророчит: «Завтра так будут себя вести все». Но пропасть между поколениями заполнится сама собой, потому что сегодняшние молодые родители тоже выросли с Super Nintendo.

А пока, если вы открыли PC или Мае уже в зрелые годы, довольно трудно понять, какого рода отношения поддерживают с ними те, для которых они составляют столь же привычный объект, как телевидение или радио. Переносы будут возникать постоянно. Даже когда родители, понимающие или отчаявшиеся, в конце концов допустят, что их ребенок ухаживает за своим тамагочи так же, как они заботились о хомячке, они с трудом смогут допустить, что в один прекрасный день ему покажется забавным как можно скорее убить животное. Смог бы он точно так же убить кролика? «Родители тревожатся за своих отпрысков. Но им следовало бы волноваться за самих себя, — иронизирует Франсис Дюге, специалист по мультимедиа и преподаватель в CELSA, Paris IV-La Sorbonne[1], — они придают жизни тамагочи гораздо больше значения, нежели их сынишка, который прекрасно сознает, что у него в руках некий эквивалент компьютерной игры. Он просто изменяет правила игры, как только она начинает его утомлять. Никто никогда не приходил в ужас от того, что ребенок раздавил фигурки, вылепленные им из пластилина, или разобрал конструкцию Lego».

Тем не менее многие психиатры вписывают феномен мультимедиа в более широкий контекст. Отказ от реальности в пользу виртуальности, все более привычное насилие или потеря положенного авторитета, все вопросы, что мы поднимали из главы в главу в этой книге, становятся знаковыми для эволюции общества: таким образом, мы перешли, согласно психиатру Шарлю Мельману, от «экономики желания» к «экономике наслаждения»[2]. Человек начала XXI века — это человек «несерьезный», «нацеленный на удовольствия», свободный от подавления эмоций и инстинктов и с нехваткой ориентиров.

Можно и не заходить столь далеко и думать, что видеоигры не изменили наше общество, но всего лишь сменили возможные опасности. Вчера можно было сломать позвоночник, свалившись с дерева, заработать сотрясение мозга, получив по голове деревянным мечом во время игры в Зорро, или испортить себе глаза, читая «Джен Эйр» при свете лампочки в 20 ватт. Сегодня, если исключить проблемы со здоровьем, связанные с мобильным телефоном — понадобятся годы, чтобы измерить все последствия излучения сотовых телефонов, которому подвергаются сегодняшние дети, — опасности суть в основном психологического характера. И для большинства детей они совершенно четко очерчены.

Прежде всего следует свернуть шею самой стойкой из родительских мыслей и тревог: нет, дети не становятся зависимыми от игр. Девочки практически никогда не страдают от передозировки виртуального мира, и насилие на экране не влияет на них. Что касается мальчиков, после пика полового созревания, как мы видели выше, они, как правило, забрасывают подальше свои приставки и забывают о виртуальных героинях, когда открывают для себя противоположный пол во всем его реальном величии. Какими бы многообещающими ни были накачанные прелести Жанны д'Арк или Лары Крофт, они не выдерживают никакого сравнения с мультисенсорным экспериментом в трех измерениях!

Тем не менее маньяки мультимедиа существуют, но все они — взрослые. Они страдают от настоящей «потери свободы», утраты чувства реальности, которая отрезает их от работы и друзей и представляет собой медленное самоубийство. В их случае мягкая зависимость, вроде той, что возникает от никотина, превращается в жесткую зависимость, как в случае с кокаином. Тем не менее эта «наркомания без наркотиков» в большинстве случаев представляет собой лишь один из симптомов тяжелого психического заболевания.

Электронные игры оглупляют детей, изолируют и возбуждают их — в обществе бытует еще и такое мнение. Как показало наше исследование, психологи выявляют совершенно другое. Напротив, такие игровые сценарии, как Sims, позволяют детям экспериментировать с социальной жизнью. «Именно играя в кого-то другого, ребенок учится быть собой», — считает Франсис Жоре-гиберри, социолог и профессор в университете По[3]. Тем не менее если статистический риск остается слабым, проблемы, связанные с насилием, социабельностью или дисциплиной, серьезно угрожают детям и «проблемным» взрослым. Ребенок, предоставленный сам себе, чье видение мира ограничивается лишь картинкой, которую ему предлагает компьютер или игровая приставка, рискует, если кратко, обзавестись трудностями, связанными с утверждением в реальном мире. Если у него изначально были проблемы с установлением связей или практикой социальной деятельности, частое посещение виртуального мира только усугубит его отставание. Даже если в некоторых случаях виртуальная реальность, напротив, помогает ребенку справиться со своими проблемами: он может найти приятелей он-лайн или в своем квартале, чтобы обмениваться с ними играми или «ходами» (игровыми уловками).

Интернет на самом деле далек от идеальной организованности, что усложняет задачу родителей и воспитателей. Но все это пройдет. «Когда Сеть только-только была установлена, — рассказывает профессор Ив Коп-пенс, — первым, кто пробрался туда в области человеческой палеонтологии, были американские креационисты, антидарвинисты**. К счастью, понемногу все встало на свои места. Эта эволюция типична для Человечества. Пятнадцать миллиардов лет назад материя тоже пребывала в состоянии хаоса...»

А пока взрослые, безоружные против опасностей, с которым они не сталкивались в свое время, с большим трудом осуществляют воспитательную миссию. Они едва способны найти правильную линию поведения. Некоторые конфискуют мышку у своего шестилетнего сына, играющего все воскресенья подряд, но позволяют его старшей сестре обмениваться интимными посланиями с тринадцатилетней канадской подружкой — которая, возможно, не является ни канадкой, ни ее сверстницей... и может вовсе не принадлежать к женскому полу. Многие воспитатели, теряя авторитет, колеблются между чрезмерной цензурой и безответственностью.

Психологи, с которыми мы консультировались, единодушны: несмотря ни на что, существует «желательное» родительское поведение. Оно заключается в том, чтобы не путать компетенцию и авторитет. Вполне нормально, что сын побивает отца в видеоиграх, но не просто побивает его. Можно быть никем в бою на виртуальной улице, но оставаться авторитетом в гостиной. При условии что существует понимание того факта, что этот авторитет более не зиждется на передаче знаний и умений — фундаменте былых времен, он покоится на передаче культурных и духовных ценностей. В общем, на нематериальном багаже.

Несколько лет назад родитель покупал компьютер для того, чтобы его ребенок «стал умным». Сегодня ему остается надеяться, что ребенок будет пользоваться компьютером с умом. Родитель может помочь ему в этом, применяя несколько базовых правил, как это будет предложено в приложении: исключить чрезмерно жестокие игры, обозначить пределы и длительность пользования игровой приставкой, начать диалог вокруг ПК и приставки. Ибо для того, чтобы мультимедиа вызывало благоприятный эффект, оно должно оставаться одним из многих элементов семейной и социальной жизни. Если никто не хочет, чтобы «дети компьютера» становились ими в полном смысле слова — когда компьютер заменяет настоящих родителей, — его влияние должно быть обуздано.

Если как следует поразмыслить, в машине есть нечто успокаивающее: когда в реальном мире ребенок посещает места, где бы родители никогда не хотели его видеть, они никогда об этом не узнают. Зато в Сети за ним можно проследить. Его почти всегда можно выследить, нужно лишь немного постараться. Но так происходит очень редко: согласно исследованию, упомянутому в приложении, 62% родителей, не владея самыми начальными знаниями, совершенно не представляют, куда направляются их дети в Сети. Поэтому они не могут предостеречь их. Все те, кто желает иметь дома маленького Билла Гейтса, но не хотят, чтобы он листал он-лайн каталог наркотиков или инструкцию по изготовлению коктейля Молотова, должны приобрести некоторые элементарные представления о компьютере. Но главным образом нужно общаться с самим ребенком, задавая ему вопросы и предоставляя возможность превратить игру в личную деятельность, придающую значение его личности и знаниям. «Поскольку если ребенок сможет объяснить родителям то, что он делает, — поясняет Серж Тиссерон, — он сможет облечь в слова то, чем он живет. Следует избегать того, чтобы дети развивали собственную культуру совершенно независимо от родителей, поскольку это приведет к все более и более раннему расставанию». «Важно, чтобы родители могли объяснить скрытый смысл игры», — продолжает Эрик Кан, издатель электронных игр.

Большинство воспитателей не совсем ясно представляют себе ситуацию. Исследование, упомянутое выше, которое касается использования Интернета детьми, в ходе которого были опрошены одновременно и дети и родители, предлагает вполне ясные сравнения. Так, 51 % детей утверждает, что они проводят в Сети более пяти часов в неделю, тогда как лишь 29% родителей согласны с этим утверждением. Далее, 55% детей уверяют, что вступают в диалоги на дискуссионных форумах или в чатах, в то время как об этом подозревает лишь 41% родителей. Та же ситуация с приобретением «новых друзей»: 39% детей говорят, что с ними такое случается, но лишь 21% родителей имеет об этом представление.

Всякий взрослый, столкнувшийся с подобной проблемой, должен немедленно задать себе вопрос о природе отношений, которые поддерживает его ребенок с видеоиграми или Интернетом. Его личные инвестиции являются вспомогательными или основными? Преходящими или длительными? Какое место он оставил для своих чувств? Готов ли он отказаться от прогулок с настоящими друзьями ради нескольких лишних часов с Ларой Крофт или партнерами по чату? А если речь идет об играх, те ли это игры, которые прививают ему «позитивную агрессивность»? На деле юный игрок всегда склонен идентифицировать себя с каким-нибудь персонажем. Поэтому всегда предпочтительно, чтобы он мог «воплотиться» в положительного героя, чего некоторые игры просто не могут предложить. Центральный персонаж истории, если он решительно не похож на мать Терезу, ни в коем случае не должен быть серийным убийцей. Для того чтобы игра оставалась «здоровой», этот герой, даже если он уничтожает врагов дюжинами, в идеале должен действовать под прикрытием благородной мотивации: освободить принцессу, спасти народ, порабощенный тираном, освободить несправедливо заключенных в тюрьму пленников... Тем не менее все это довольно условно, поскольку даже если это здравое мнение высказано специалистами, ни один из них по сей день не в состоянии доказать, что те дети, которые когда-то играли роли воров против сыщиков, сохранили какие бы то ни было следы своих игровых амплуа. Как бы там ни было, после терактов 11 сентября 2001 года личность «бен Ладена» была введена в такие игры, как Quake 3 или Counter Strike, тогда как отрицательные герои до того момента всегда были обезличенными персонажами. Некоторые психологи считают эту эволюцию позитивной: когда злу дают имя, можно надеяться на психологическую разрядку. Юный американский оппортунист Джесси Петрилья даже запустил в Интернете в конце 2002 года достаточно примитивную игру Quest for Hussein (погоня за Хусейном). Годом ранее он прославился игрой Quest for Al-Qaida (погоня за Усамой бен Ладеном). В новой игре Саддам больше не представляет собой ужас: диктатор больше не прячет оружие массового уничтожения, его армия, вооруженная старыми АК-47, едва умеет стрелять, а в Ираке, лежащем в руинах, выжили только выносливые верблюды.

В дебатах о мультимедиа, которые практически идентичны в большинстве западных стран, некоторые сторонние наблюдатели усматривают расхождение между «традиционными» детьми, которых контролируют родители (они мало заняты телевизором и видеоиграми, много читают и успевают в школе), и детьми, для которых экраны представляют естественный мир и которые заявляют о том, что скучают в школе. Эта теория разбита в пух и прах преподавателями и психологами. Если признать, что компьютер запускает когнитивные процессы, отличные от тех, что требует школьная система, они вовсе не мешают друг другу. Видеоигры индуктивны: они требуют вкуса к исследованиям, в них ценятся случайные открытия. И напротив, школа суть дедуктивный мир, где все расписано и подчинено.

Где же идеал? Быть в своей тарелке в обоих мирах. «Множество детей любит читать, смотреть телевизор, сидеть за видеоиграми, и они успевают в школе», — отвечает Доминика Паскье из Национального центра научных исследований, автор уже упомянутого труда «Молодежь и экран», французского исследования в этой области. Марк Гриффите, психолог из Ноттингемского университета, даже считает, что смог доказать, благодаря исследованию восьмисот детей, что те, кто играет умеренно (до двух часов в день), больше занимаются спортом, у них больше друзей и они больше читают, нежели те, кто не играет вовсе! Остается только понять, реальна ли эта корреляция, либо же оба элемента всего лишь отражают принадлежность к тому или иному социальному слою.

Категорический запрет мультимедиа для детей, во всяком случае, есть худшее из возможных решений, так как в этой ситуации технология становится запретным плодом, что удесятеряет желание играть или предаваться серфингу в Интернете. Дети все равно будут делать это в отсутствие родителей, у друзей или в специальных салонах, чтобы не чувствовать себя посмешищем в своем мире, где «жизнь вне нормы» требует зрелости, которой у них пока нет. Такое экстремистское отношение родителей тем более спорно, что Интернет сегодня признан «полезным для учебы» и что игры, как мы уже видели, способствуют развитию ребенка: они развивают его двигательные функции и его способность к концентрации. По словам детских психиатров, они также помогают преодолеть порог подросткового возраста, продлевая границы мира детства (поскольку речь все еще идет об игре), при этом перенося игрока в мир взрослых (все персонажи — взрослые). Эвелин Эстер Габриель, терапевт в области психомоторики, считает даже, что они способствуют «подпольной работе по подготовке к жизни»: видеоигры участвуют в «работе, уравновешивающей культуру и природу, в чем-то вроде тренировки перед активным периодом жизни». Кроме того, опыт проб и ошибок, приобретению которого они способствуют, является необходимым качеством на всех жизненных этапах в обществе, что толкает новых взрослых к мобильности и способности к адаптации. Разумеется, не говоря уже об удовольствии. Для Алена и Фредерика Ле Дибердеров, авторов книги «Кто боится видеоигр?»[4], эти игры вызывают пять видов удовольствия, которые оправдывают их притягательность: соревнование, выполнение (поиски Грааля), овладение системой, удовольствие рассказа и удовольствие зрелища.

И если, в конце концов, Сеть и видеоигры станут паллиативом для детей XXI века? Большинство из них живет в городе. Они не умеют лазать по деревьям или собирать улиток, возвращаясь из школы. Но никто не хочет, чтобы они отирали стены в подъездах. «Банда игроков намного безопаснее, чем компания из подворотни в спальном районе, поскольку она организована вокруг мирной цели: стать лучшим в игре, — подчеркивает детский психиатр Серж Тиссерон. — Игры заняли место древних ритуалов инициации: пока ты не дошел до конца сложной игры, тебя не будут считать достаточно взрослым». «Мультимедиа порождает новые формы адаптации к жизни в обществе, — дополняет Шерри Теркл[5]. — Онлайн сообщества предоставляют новые пространства, которые позволяют подросткам исследовать собственную личность, завязывать отношения, разделять свои радости и печали практически без всякого риска».