Версия для печати

Аннотация

Предисловие

...Отцы семейств, эти великие авантюристы современного мира.
Шарль Пеги

ПРЕДИСЛОВИЕ

Эта книга – о первом годе жизни. Точнее, ее действие охватывает примерно двадцать месяцев: с момента, когда отец впервые слышит жизнь плода в животе матери, – и до момента, когда подросшая дочь (год и два месяца) начинает говорить и ходить и родители решают завести второго ребенка. Между этими моментами происходит основное событие становления бытия из небытия – со многими метафизическими приключениями, любовными коллизиями и трагедией вины и разлуки.

Авторы, пишущие о детстве, обычно обходят стороной или торопливо минуют самое его начало, как не выраженное в языке и не закрепленное в памяти. Из всей русской литературы, кажется, только Сергей Аксаков и Иван Бунин оставили несколько драгоценных страниц .

Что сказать о поре, которая сама о себе молчит, уходит в никуда так же, как пришла неведомо откуда?

Однако сокрытость младенчества не такого рода, что прячет, ограждает себя, – напротив, она хочет раскрыться, для чего и приходит в этот мир, нуждаясь лишь во встречном движении нашего слова. Младенец доверяет всё в себе не только попечению, но и пониманию взрослых. Именно потому, что он не в состоянии говорить, вся ответственность за открытие смысла в глубине его молчания ложится на близких.

Никакой другой долг не дарит столько удивительных привилегий, как этот. Перед нами словно бы загиб в иное измерение, свернутый край жизни, развернув который, можно заглянуть в нее с другой стороны. Смерть уносит нашу тайну за незримую черту, рождение же приносит тайну иного мира в этот, щедро и смело выставляя для созерцания. Нигде эта тайна не явлена полнее, чем в начале детства, в том пределе, через который стремительно движется и подступает к нам запредельное. Младенчество – самая ощутимая связь нашего и другого, которая и образует узел метафизического знания. То, что порой мерцает в глубине нашего опыта, как намек на тайну иных миров, здесь предстает в простой повседневности. Не нужно никаких фантазий – достаточно дневника, чтобы обнажилась плоть того опыта, который описывался мистиками всех времен, но в терминах более отвлеченных и туманных, чем позволяет достоверная реальность младенчества.

Но, пожалуй, еще более достоверна реальность отцовства – не только наблюдаемая, но и непосредственно переживаемая тем, кто пишет о ней. Если в младенчестве нам раскрывается иное измерение жизни, то в отцовстве – ее название, личность Дающего жизнь. Отцовство – ближайший и доступный каждому человеку, независимо от профессии и таланта, опыт прямой сопричастности Творцу. Становясь отцом, я вхожу в тайну создавшего меня, в тайну Отцовства.

Эпиграфом к этому дневнику хотелось бы поставить слова апостола Павла: «...совлекшись ветхого человека с делами его и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его...» (К Колоссянам. 3:9–10). Отец, рождая и постигая новорожденное во всей его поражающей новизне, сам обнаруживает в себе образ предвечного Отца – и обновляется по этому образу вместе со своим творением.

Однако у этого преображения есть и обратная сторона. Именно «сверхчеловеческое» в отцовстве подвергает его множеству искушений, одно из которых – возвысить себя в отношении ребенка до Отца с большой буквы. Философ Габриель Марсель спрашивал: «До какой степени отец может и должен воспринимать себя так, как если бы сам Бог наделил его властью над детьми?» Таково одно из главных вопрошаний и этой книги.

Оглавление