Выходные данные: М.: Знание, 1986. – 96 с. – (Нар. ун-т. Пед. фак.; № 5).

Версия для печати

– Вы стали совсем большие и уже научились придумывать очень интересные сказки. Но до сих пор все ваши сказки записывала я сама. А теперь мы с вами научимся самостоятельно записывать каждый свою историю. Но запись у нас с вами будет не простая...
Мы вспоминаем с ребятами модели, по которым они должны были придумывать сказки. Блок-рамочка, стрелка еще блок. И в каждом – условные обозначения персонажей. Я объясняю, что теперь они должны такую модель составить сами. Это значит, что дети должны представить себе некоторый схематический общий замысел сказки, зафиксировать этот замысел в виде модели а затем только рассказать свою сказку, пользуясь свое моделью и.разворачивая ее в полную историю.
Конечно, ни о какой записи здесь не может быть и речи, но зарисовать модель, в которой бы отражались основные эпизоды сочинения, дети подготовительно группы наверняка могут.

Ведь подобным образом действуем и мы, взрослые. Сначала возникает некоторое общее представление идея, которая затем прорабатывается в общих чертах до своего завершения. И только потом идет реализация этой идеи в той или иной форме, с проработкой деталей. Конечно, по ходу реализации могут меняться и сами детали, и даже сама идея, но для того, чтобы дойти до конца, необходим некоторый общий план-замысел.
Очень часто такой план мы держим в уме, а иногда пользуемся листочком бумаги, на котором делаем некоторые предварительные наброски, наметки наших действий. Вспомним наши школьные сочинения на тему. Всегда сначала был план, который вел за собой воображение, заставляя нас реализовать довольно сложную композицию и дойти до конца. Но даже в не столь творческих обстоятельствах план всегда приходит нам на помощь. Мы составляем план выступления на собрании, план статьи в научный журнал, даже план своих действий на ближайшие дни. Чтобы не спутаться, не сбиться, не уйти в сторону, завершить. А ведь именно этого так не хватает детям. Фантазия легко уносит их за собой, мешая собственному же воплощению.

На многих предварительных занятиях (ведь мы работаем вместе уже три года) ребята нашей экспериментальной группы уже научились подчинять, направлять свое воображение в соответствии с поставленной задачей.
Процесс сочинения был поделен между ребенком и взрослым: замысел давался взрослым, а ребенок должен был развернуть его, следуя за своими образами, представлениями.
Теперь весь процесс направленного творчества должен был осуществляться самим ребенком: составить некоторый предварительный замысел, пусть пока во внешнем плане, «записанный» в виде модели, а потом развернуть свой план в полную историю.
Тут, конечно, сразу возникают некоторые вопросы. Ну, во-первых, почему надо учить ребенка составлять план-модель, состоящий из условных обозначений. Может, лучше, если ребенок просто зарисует свои основные представления? Но если ребенок нарисует одну картину-иллюстрацию к своей придуманной сказке, то он не сможет отразить всю последовательность событий сказки, и, глядя на такую иллюстрацию, опять очень легко может уйти в сторону. А если он начнет рисовать всю последовательность основных событий, то просто-напросто не скоро закончит. А смысл составления плана в том, чтобы довольно быстро набросать основные его пункты, опираясь на которые можно было бы составить полное сочинение. Модель как раз и дает такую возможность. Три-четыре квадратика, в которых несколько цветных кружочков или палочек разной длины, или схематических изображений кого угодно, – и модель готова.

И второй вопрос, который мне уже неоднократно задавался: не обедняет ли фантазию детей составление таких схем? Может быть, если ребенок составляет модель, то и рассказ его становится схематичным, бедным, лишенным деталей, лишь бы соответствовал некоторому плану? Конечно, уже говорилось о том, что каждая новая, более сложная задача не воображение как бы отбрасывает ребенка назад, к более примитивному уровню творчества: к более схематичным рассказам, более стандартным решениям, к большей несамостоятельности и зависимости от окружающих. Но затем, в процессе отработки каждого этапа, эти «шаги назад» постепенно преодолеваются и начинаются маленькие «шаги вперед».
Но для того чтобы ответить на конкретный вопрос о наших новых заданиях, вернемся в экспериментальную группу и посмотрим, как же выполняли их ребята.
Дается первое сочинение на тему. Надо придумать и «записать» сказку про медвежонка, который искал друзей. У каждого листок бумаги и набор цветных карандашей. «Списывание» исключено: ведь у каждого своя сказка и соответственно свой план сочинения.
Несколько минут задумчивости, и ребята начинают «творить», а я тихо хожу между столиками и заглядываю ,в «творческие планы», даже не в сами еще планы, а в процесс их составления.

Катя быстро поняла и приняла задачу. Когда я подхожу к ее столику, у нее на листочке уже нарисованы четыре квадрата, соединенных стрелками, и теперь она быстро заполняет их условными обозначениями своих героев: схематическое изображение медвежонка (схема человечка с ушками), схема медвежонка и оранжевый кружок, схема медвежонка, схема медвежонка и белый кружок. Явно заранее была продумана вся история, и теперь Катя одна из первых выполняет задание. Что происходит на ее листочке, какие события разыгрываются, я не знаю, могу только догадываться по ее плану, по некоторым намекам, но ведь наверняка не так, как задумано автором. Ничего, немножко придется подождать, пока не закончат другие дети, а потом мы услышим, что же стоит за этими кружочками и схемами.
А вот Алеша явно увлекся изобразительной деятельностью. На его листочке появляется сначала пейзаж: зеленый лес, трава, цветы, солнышко светит. Сам процесс рисования уводит его в сторону даже и не от сказки, а от самой темы. Алеша упоительно долго прорисовывает все травинки и лепесточки, заполняя полянку колокольчиками, лютиками и какими-то невиданными цветами, а когда на ней буквально не остается живого места, Алеша останавливается, задумчиво рассматривает рисунок и только тут вспоминает про медвежонка. Некоторое замешательство, и вот, слегка паря над ромашками и маргаритками, в воздухе повисает запланированный медвежонок. Теперь все симпатии Алеши переключаются с полянки на медвежонка, который очень медленно, но чрезвычайно аккуратно начинает покрываться шерстью. Да, тут конца еще не видно.

Денис тоже составляет модель, но он еще не так определенен в своих намерениях, как Катя. Он не рисует заранее какое-то количество блоков-рамочек, а последовательно заполняет условными обозначениями блок за блоком, оставляя, видимо, некоторый простор для развития сюжета: а вдруг придет какая-нибудь новая идея и все повернет? Тем более что Денис вообще фантазер, и теперь воображение ввергает его медвежонка во все новые приключения.
Занятие подходит к концу, и я собираю готовые работы. И вот на нашей доске уже вывешено около 20 листочков с планами сочинений. Здесь есть и чисто условные модели, как у Дениса и Кати. Есть рисунки, как у Алеши (их, правда, немного), есть смешанные модели, где блоки-рамочки, но заполнены они в основном рисунками. Естественно, чем более условные обозначения выбирают дети, тем скорее они справляются с заданием! Но вот теперь уже принесли свои работы последние «рисовальщики», и можно слушать сказки.
Катя закончила одной из первых. Послушаем ее историю.
– Жил-был медвежонок. И у него не было друзей. Стало ему очень грустно однажды, и он пошел искать друга. Шел он, шел, видит: бельчонок на дереве сидит. Медвежонок и говорит: «Бельчонок, бельчонок, давай дружить». А бельчонок отвечает: «Я с бельчатами дружу, а тебе надо дружить с медвежатами». А медвежонок знал, что в лесу больше нет медвежат. Стало ему совсем грустно, и он дальше пошел. Вдруг слышит – кто-то плачет. Подошел он, а там яма глубокая, а в ней маленький беленький котеночек сидит и плачет. Медвежонок его вытащил и спросил: «Ты как сюда попал?» А котенок говорит: «Я потерялся». Тогда медвежонок говорит: «Давай дружить». – «Давай». Котенок остался у медвежонка в лесу, и они стали дружить.

И снова мы вместе с ребятами разбираем Катину сказку: насколько она интересна, оригинальна, выразительна, наполнена деталями и – что теперь очень важно – насколько она соответствует заранее составленному плану (а все ребята рассказывают сказки, показывая по своим листочкам, где происходит действие) и насколько удался сам план: отражены ли в нем основные эпизоды, достаточно ли он условен, чтобы его можно было быстро составить и т.п. Катиному опыту мы дружно даем положительную оценку, и я вызываю Алешу, который в последний момент сдал мне свой листочек с вариантом известной картины «Утро в лесу».
– Ну, вот это медвежонок. А это его друзья. Они все вместе пришли в лес и стали играть на полянке.
– Алешенька, это ты нам рассказал про то, что у тебя нарисовано. Но ведь надо было придумать сказку. Ты придумал?
Тут можно перефразировать известную поговорку: если даже нет, но очень хочется, то – да. А Алеше очень хочется рассказать сказку, и теперь он начинает фантазировать по ходу дела.
– Придумал. Вышли медвежата играть, а тут пришли черти и решили их поймать. Вышел главный черт, собрал всех чертей вместе и говорит: «Мы их поймаем и Бабе-Яге отдадим». Черти поймали медвежонка и при-рели к Бабе-Яге, а там скелеты стояли и всех хватали. Но черта не схватили. Потом пришел Кащей Бессмертный, великаны-волшебники и тигры саблезубые. А медвежонок Бабу-Ягу на лопату посадил, в печь сунул, а сам убежал опять на полянку..
Для большего впечатления был использован весь набор ужасов, но и он не остановил воинственных критиков. Было подмечено все: и отклонение от темы, и несоответствие картины рассказу, и то, что Алеша нарисовал картину, а не «записал» план. В этом случае я утешаю незадачливого автора, что зато у него очень красивая картинка получилась, что в следующий раз он обязательно полную сказку придумает, что и сейчас у него есть интересные мысли, и так далее – все, что полагается говорить смягчающего в критических рецензиях.
Hо уже тянется опять лес рук, у каждого есть своя заветная вариация на тему медвежонка, и теперь слушаем Дениса.
– Жил-был медвежонок. У него были друзья, и он решил их однажды рыбкой угостить. Пошел он на озеро рыбу ловить. А у него там лодка была, красная (показывает на красный кружочек), с белой полосой, называется «Отважный». Сел он в лодку, поплыл. Потом закинул удочку и стал ждать. Вдруг – что-то клюет. Вытащил он, а там рыба. Не золотая, а золотистая. Хотел он ее в лодку положить, а рыба говорит человеческим голосом: «Не ешь меня, я тебе пригожусь. Я могу твое желание исполнить». Пожалел медвежонок рыбу и сказал: «Исполняй. Я хочу своих друзей рыбой угостить». Посмотрел, – а у него полная лодка рыбы. Обрадовался медвежонок, отпустил золотую рыбку (все-таки золотую!) и поплыл домой. Принес рыбу и всех своих друзей накормил. У них целый пир получился.
Тут, конечно, есть и некоторый плагиат, и отклонение от темы, но рассказ строится точно по намеченному плану, довольно развернут, а сам план достаточно полис отражает основные эпизоды, хотя и весьма условен.
Продолжаем слушать сказки. На каждом занятии мы успевали разобрать по 5–6 историй, придуманных детьми, и по 8–10 рассказываются мне уже индивидуально после занятия. Самые разные – веселые и страшноватые, длинные и короткие, точные и сумбурные, по модели и по картинке. Но все надо выслушать, разобрать, оценить. Сочиняем на разные темы: про воробышка, который учился летать; про девочку, которая однажды пошла в лес; про щенка, который заблудился.

Теперь составление плана стало делом почти автоматическим, так же как для нас запись. И в центр внимания переместилось составление самого замысла, а затем полная его реализация. Планы стали схематичнее, а рассказы полнее и детальнее. Сами же темы сочинений заставляли детей включать своих героев в самые разные ситуации, создавая достаточно оригинальные произведения.
Но даже теперь, когда большинство детей научились составлять собственный предварительный замысел сочинения, «записывать» его и следовать своему плану при рассказывании, нельзя сказать, что основная задача решена. Ведь главное – научить детей в уме продумывать основную последовательность действий своей сказки или истории, чтобы создавать законченные произведения, а не просто фантазировать. Ведь не такие уж солидные опусы они создают, чтобы действительно нуждаться в записи. Запись нужна только как внешняя, организующая форма последовательного замысла, формирующая у детей умение направлять свое воображение, управлять им
Ведь это один из центральных моментов – развитие произвольности у детей. Уже в дошкольном детстве ребенок учится высшим формам поведения – поведению управляемому, даже скорее самоуправляемому, то есть произвольному. Ребёнок овладевает произвольными действиями, произвольной памятью (запомнить именно то, что нужно, а не что само хорошо запоминается), произвольным вниманием и, на мой взгляд, произвольным воображением. То есть таким воображением, образы которого строятся ребенком в соответствии с определенной задачей, направляются и контролируются им самим. Именно такое воображение может включаться в действительно творческий процесс, результатом которого является законченная творческая продукция.

Поэтому, чтобы убедиться, удалось ли сформировать, направленное творческое воображение у наших «экспериментальных» детей, необходимо выяснить, могут ли они уже только в уме создавать некоторый замысел и на его основе строить последовательные и развернутые сочинения. А об этом можно судить по качеству самих сочиненных детьми сказок и историй: насколько они оригинальны, сюжетны, детализированы.
Именно такое задание я и предлагаю уже весной, когда окончены занятия в последней, подготовительной группе. Предлагаю я его детям двух групп – той, в которой проводились специальные занятия, экспериментальной группе, и той, которая работала по обычной программе, группе контрольной.
Теперь задание на сочинение дается детям индивидуально, чтобы ответы были по возможности «чистыми»: исключались влияние рассказов других детей, подсказки, ориентировка на поведение группы. Я привожу детей по одному в нашу лабораторию, где есть специальные помещения для работы с ребятами, мы садимся рядышком, и я предлагаю уже хорошо знакомую детям экспериментальной группы задачу: сочинить сказку на тему. Наша тема теперь – зайчонок. Надо придумать сказку про зайчонка.
С детьми контрольной группы дело обстоит немного сложнее, им никто из взрослых не предлагал что-то сочинить самим. Здесь уже приходится подольше побеседовать про сказки, про то, что оказывается и им вполне доступно самим что-нибудь сочинить, про то, что сочинять очень интересно, можно выдумать все, что захочешь, и что есть я – благодарный слушатель, которому очень интересно узнать новые приключения зайчонка, такие, которых еще никто не придумывал и не знает.

И все-таки даже для ребят подготовительной группы, не привыкших к таким свободным заданиям, задача на сочинение оказывается трудноватой. Из двадцати человек группы пять отказались вообще ее выполнять. Не помогли никакие уговоры, предложения попробовать, ведь наверняка должно получиться. «Не знаю», «Не умею», «Лучше я другое расскажу», «Не могу придумывать». Ну что ж, здесь сразу трудно что-либо изменить, нужна специальная работа, пока же остается только отметить, что, если не обращать особого внимания, умение придумывать, творить приходит далеко не ко всем детям, даже в такой «свободный», открытый для всех фантазий период, как дошкольное детство.
Еще четыре человека из этой группы бойко пересказали мне хорошо знакомые сюжеты. Причем одна милая девочка не постеснялась выдать за свое произведение известный с раннего детства литературный шедевр: «Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять...» Заставить «авторов» отказаться претендовать в таких случаях на свои авторские права тоже оказалось делом весьма нелегким. Некоторые продолжали настаивать на своем приоритете, более же покладистые покорно признались в плагиате, но заявили, что больше ничего на тему зайчика «придумать» не могут.
Оставшиеся одиннадцать ребят рассказали мне более или менее самостоятельно придуманные истории. Причем одним, завзятым фантазерам и выдумщикам, которые такими и были с самой младшей группы, это далось очень легко, в то время как остальным пришлось изрядно потрудиться, подумать, посидеть, попробовать самые разные подходы к заданию (попытки отказаться, рассказать знакомую сказку), прежде чем они справились с задачей.

Мои же «экспериментальные» ребята, на радость мне, повели себя совсем по-другому. Никто из двадцати четырех человек не отказался выполнить задание. Конечно, этого и следовало ожидать, ведь подобные задачи часто ставились перед детьми на занятиях. Но одно дело, когда творческий процесс проходит в обстановке энтузиазма и подъема всей группы, а другое – индивидуальное занятие, когда надо высказаться одному и совершенно самостоятельно. И даже на занятиях далеко не всегда можно спросить всех детей, кто-то обязательно остается в тени, и можно только догадываться о степени его активности. Да и с отказами отвечать на занятиях сталкиваться приходилось, особенно когда впервые предлагалось какое-нибудь новое задание. А тут ни одного отказа, внимательные, сосредоточенные, стараются придумать именно свое, интересное, необычное.
Но без пересказа знакомых сказок дело, к сожалению, не обошлось. Все-таки трое ребят пошли по пути наименьшего сопротивления и после некоторых колебаний и раздумий пересказали уже получившие признание и хорошо известные истории. Попытки наставить их на путь истинный ни к чему не привели, только один из авторов признался в заимствовании сюжета и заменил его своим, к сожалению, весьма примитивным.
Но вот заканчиваются мои беседы с. каждым из ребят, и у меня остаются записанные за рассказчиками сказки: 24 «экспериментальных» листочка и 20 «контрольных». Сразу откладываю в сторону отказы и пересказы знакомых сказок. Самое интересное, конечно, то, что ребята постарались придумать самостоятельно. Пока еще нет строгих оценок за «сочинения», просто перечитываю уже слышанные истории и пытаюсь понять, есть ли граница между ответами «экспериментальных» и «контрольных» ребят. Вот листочки с записями ответов детей из контрольной группы.
– Жил-был заяц. Пошел он гулять. Потом настала ночь. Он и думает: «Куда пойти?» А дорогу не знает к дому. Нашел дерево и лег под него. А потом наступило утро, он нашел дорогу к дому, а тут и мама пришла.
– Зайчика поймали и в клетку посадили. Вот и все.
– Жил-был зайчик. Пошел он гулять. Вдруг увидел, что волк прячется. Волк выскочил, но не успел его съесть, потому что он прыгнул в норку.
– Жил-был зайчик. Однажды он пошел погулять в лес и встретил утенка. Утенок плакал. Зайчик спросил: «Что с тобой?» – «А я потерялся». Зайчик повел утенка домой и привел.
– Жил-был маленький зайчик. Один раз мама его сказала: «Не уходи никуда». Это было летом. «А то волк может съесть. Я пойду на ближний огород и сорву морковки и капусты». Зайчик не послушался зайчихи. Ждал ее, ждал, а потом решил, пока она долго ходит, пойти погулять. Вышел на полянку, а там был песок. Он начал там дома из песка строить. А тут волк выбежал и чуть зайчонка не схватил. Он прибежал домой, а там мама. Она его ругала, ругала, а потом пожалела.
– Жил-был маленький зайчик. Однажды он пошел погулять. Встретил волка. Он спрятался, а волк его не заметил. Потом он выбежал и стал гулять.
Конечно, невозможно привести рассказы всех детей. Я листаю наугад, какие попадутся. Ведь даже просмотрев около десятка «сочинений», уже можно сделать кое-какие выводы. Тем более что можно сравнивать, ведь у меня еще папка с произведениями детей экспериментальной группы.
– Жил-был зайчик. Пошел он однажды гулять и видит: медведь идет. Зайчик испугался и убежал в кусты. А медведь говорит: «Не бойся, пошли гулять». Пошли они, а медведь потом говорит: «Мне дальше идти нельзя». А зайчик дальше пошел и увидел домик. А там жила злая волшебница. Зайчик отпрыгнул, нашел спички, зажег домик, и все сгорело. И тут он увидел, что вместо медведя тоже зайка. Его волшебница заколдовала. И стали они вместе дружить.
– Идет зайчик и смотрит, не попадется ли ему огород с морковкой. Идет-идет и видит: старушка семена сеет. Он подумал: «Помочь надо». «Бабушка, бабушка, можно тебе помочь?» – «Ладно. Я пойду за водой, а ты семена клади». Зайчик понял, что это семена морковки и решил их съесть. В это время у зайцев соревнование было, кто больше морковки съест. Зайчик пришел и говорит: «Я съел тысячу морковок». А зайцы спрашивают: «Где?» – «В семенах». Другие зайцы побежали к старушке. А она решила, что это тот заяц, который все съел, и их прогнала. А заяц остался победителем. А потом пошел к старушке и весь огород новыми семенами засадил.
– Жил-был зайчонок. Пошел он в лес однажды. Видит – избушка стоит. Зашел он в нее, а там никого нет.
Взял он волшебный меч и пошел. А тут Баба-Яга прилетела. Это ее избушка была. Увидела она зайчика и устроила засаду, забор с мусором поставила, чертей посадила и сама села на дерево в ступе. А ему на помощь пришел слоненок. Предупредил о засаде, забор поломал и всех раскидал. Баба-Яга улетела, но он ступу хоботом поймал и об землю! Всех победил, и они взялись за руки и пошли к зайчику домой, и там угощались.
– Жил-был зайчик. Однажды он пошел гулять. Увидел лисенка и спрашивает: «Куда ты идешь?» – «Я иду гулять. А ты?» – «Я иду к себе домой. Пойдем вместе?» – «Пошли». Они пошли и видят – филин. Он говорит: «Подождите», и стал их пугать. А потом увидел, что они смелые, и улетел, а они пошли дальше.
– Жил-был маленький зайчонок. Звали его Куце-хвостик. Пошел он однажды гулять в лес. Ходил-ходил и сел на маленький кустик. И думает: «Что этот кустик такой коричневый? Наверное, завял». А это был медвежонок. Он встал, а зайчонок с него свалился. Встал и говорит: «Хорошо, что в бочку с медом не упал». Познакомились они и решили вместе путешествовать. Сели в самолет и полетели в Африку. А там их встретили обезьяны. Куцехвостик испугался, он таких не видел. Но ничего, они все познакомились и пошли Африку смотреть. Видят – стоят пальмы. Обезьяны туда залезли и угостили их кокосами. Они съели, сказали «спасибо» и вернулись домой.
Конечно, в обеих группах далеко не все истории равноценны. Некоторые из них подражательны, содержат элементы знакомых сказок, некоторые не вполне сюжетно оформлены, некоторые просто схематичны и односложны. Но все-таки и наблюдая за тем, как ребята сочиняли свои истории, и, листая сейчас их сочинения, я прихожу к выводу, что мои «экспериментальные» дети более свободны в своей фантазии, легче принимают и выполняют творческие задания, но при этом и более последовательны в своих произведениях.
Как правило, дети из экспериментальной группы, получив тему сочинения, некоторое время думали, вероятно, пытаясь представить себе полностью сюжет своей истории, а только потом начали рассказывать. Дети же группы контрольной обычно сразу же начинали говорить, придумывая по ходу дела. И конечно, можно заметить, что истории «экспериментальных» ребят отличаются большей развернутостью и более строгой сюжетной линией. Некоторое начало – цепочка событий – завершение их. И не страшно уйти в сторону, напридумывать всяких разностей, потому что воображение стало более послушно воле ребенка, направленно, и всегда можно найти конец, вовремя поставить точку.
Теперь, после окончания всех занятий, я опять вызываю по одному детей в экспериментальную комнату, даю им карандаши, листочки бумаги с незавершенными фигурками и прошу их дорисовать так, как они захотят.
И опять вижу, что та существенная разница, которая проявилась уже между детьми старшей контрольной и старшей экспериментальной групп, сохраняется и углубляется после обучения в группе подготовительной. Опять я получаю статистически значимые различия по средним показателям коэффициента оригинальности между детьми этих групп, опять можно наблюдать совершенно различный подход к дорисовыванию фигурок.
Прежде всего, в экспериментальной группе не осталось ни одного отказа выполнить задание, ни один ребенок не стал уходить от него (просто повторять один и тот же рисунок или рисовать рядом с фигурой-эталоном что-то свое). А в контрольной группе такие случаи еще имелись, остался существенный разрыв между детьми, с самого начала умеющими придумывать, и между детьми, так и не научившимися принимать задачи на воображение.
И еще очень важно, что значительное количество детей экспериментальной группы стали решать задачу способом «включения», который дает наиболее высокие показатели оригинальности. Вот Миша превращает простой треугольник в зубец короны короля, король сидит на троне, а вокруг толпятся придворные (опорный элемент действительности включается как элемент в сложную картину, созданную воображением ребенка на основе этого элемента). А у Кати тот же треугольник превращается в опору под доской качелей. На одном конце доски, вверху, сидит мальчик, внизу – двое малышей, а чуть в стороне – очередь желающих покачаться с ведерками, совочками, мячами в руках, очень симпатичное сборище любой детской площадки. У Оксаны треугольник – башня, точнее, одна из многих башен прекрасного дворца со стражниками у входа и головкой прелестной принцессы в окне, а у принцессы – все достоинства первой красавицы: жутковато огромные глаза с неимоверно длинными ресницами, губки бантиком и роскошные локоны, провисающие почти на два этажа.

Очень похоже используют и остальные фигурки. Конечно, у некоторых остались и простые рисунки (квадрат превращается в голову робота или в стену дома, а трапеция – в кораблик или в тележку), но это только у некоторых.
А вот в контрольной группе большинство детей дали рисунки простые и схематичные. Тот же треугольник неоднократно превращается разными детьми в шалаш, в крышу дома, в будку, в колпак клоуна и т.п.
Конечно, нельзя представлять себе дело так, что все дети экспериментальной группы стали примерно одинаковыми в своей свободе и полноте творчества. Различия остались: одним легко давались творческие задания, другие выполняли их с трудом. Просто эта разница сгладилась, стала не такой явной, как среди детей контрольной группы.
Тем не менее даже и в подготовительной группе были ребята, которые с трудом придумывали свой оригинальный ответ. Обычно это были те, которые в начале нашего пути в младшей группе вообще не могли решать задачи на воображение, отказывались, сразу расписываясь в собственной беспомощности. Теперь они уже пытались искать свои решения, но давалось им это с огромным трудом. Любую задачу они начинали решать, пытаясь найти хоть какие-нибудь внешние опоры. Сначала тоскливым и ищущим взглядом они обводили все вокруг, стараясь хоть за что-нибудь зацепиться, найти подсказку к решению. Если ничего не удавалось отыскать, то, как правило, они отказывались отвечать первыми, ждали, когда ответит кто-нибудь другой, чтобы потом в случае чего можно было просто повторить уже одобренный взрослым ответ. К сожалению, далеко не все мы успели сделать с такими ребятами. Остались у них еще и неуверенность в себе, и неумение упорядочить свой замысел и найти что-то действительно оригинальное.

Интересно, что две важнейшие особенности воображения, которые мы и пытались сформировать у детей – оригинальность, нестандартность построения его образов и направленный, подчиненный задаче, характер – складываются неравномерно и у разных детей по-разному. Кроме тех ребят, о которых мы сейчас говорили, которым и то и другое дается одинаково трудно, были те, которые овладели или одной или другой стороной творческого воображения.
Необходимость выполнять двойную задачу: придумывать что-то свое, необычное и соблюдать четкую последовательность в изложении придуманных событий оказалась части детей не под силу. Некоторые стали на путь соблюдения последовательности, но воображение их носило явно нетворческий характер. Во всех случаях эти ребята стали давать самые примитивные, стандартные решения. При дорисовывании их ответы оказались самыми неоригинальными в группе, хотя вполне соответствующими поставленной задаче: каждая фигурка дорисовывалась в предметное изображение. А придуманные такими ребятами сказки были последовательны, но очень примитивны, обычно весь их сюжет состоял из перечисления несложных действий персонажей.
А другие ребята, наоборот, отказавшись от попыток подчинить свое воображение задаче, придать ему направленный характер, пустились, как говорится, во все тяжкие и положились целиком на стихию своей фантазии. У этих ребят как раз были довольно оригинальные решения, но далеко не всегда подчиненные задаче. При дорисовывании неоконченных изображений эти дети нередко даже деформировали заданную фигурку, подгоняя ее под свой замысел, а иногда и просто рисовали что-то совсем иное. А при сочинении сказок фантазия уводила их в такие дебри, из которых они не могли выбраться самостоятельно. Герои в их сказках появлялись один за другим, неясно было, куда отправляются старые и откуда берутся новые. События нагромождались за событиями: тут были и путешествия в разные страны, и сражения с разными злыми силами в виде Бабы-Яги, Кащея, Змея Горыныча, и встречи с многочисленными вновь и вновь возникающими друзьями. Нередко такой бедный автор путал имена героев, забывал про одних, называл других и, не в силах сохранить хоть какую-нибудь последовательность сюжетной линии, вдруг совершенно неожиданно ставил точку: «А потом зайчик и мишка, нет, зайчик и ежик прилетели в Бразилию, а там лемуры, гориллы, макаки, кенгуру. Они пошли все смотреть. Все». И это уже после того, как было записано за рассказчиком две-три страницы подобного текста.

И наконец, самые удачные и рисунки, и сказки оказались у детей, которые усвоили сразу два параметра в решении задач на воображение: необходимость находить свой, творческий ответ и создавать четкое и сюжетно-оформленное произведение. Именно таких детей в экспериментальной группе оказалось большинство.
Но вот закончены все занятия, выполнены все контрольные задания, и наши ребята приходят на свой «выпускной бал» – свой последний праздник в детском саду. Нарядные, торжественные, они проходят друг за другом перед нами по празднично украшенному залу, а нам всем и радостно за них и грустно: ведь все они за четыре года работы стали действительно немножко нашими детьми, за каждого из них мы болеем, каждому желаем больших удач уже за пределами дошкольного детства. Многому они научились за свои детсадовские годы: научились играть, рисовать, петь, строить города и замки из кубиков, и, главное, они научились думать, решать самые разные задачи. А я надеюсь, что они еще и научились фантазировать, заглядывать в волшебную страну воображения.
Мы прощаемся с ребятами, но всем нам предстоят еще долгие раздумья о том, что мы делали верно, а что можно было бы улучшить, какие еще можно было дать задания детям, почему все-таки не все они научились все делать на одинаково высоком уровне, что мы еще не учли в своей работе. Но это уже вопросы наших будней, которые начнутся сразу после этого чудесного прощального праздника.